Сходили с детьми в Музей жертв Вьетнамской войны в Хошимине.
«Ооооо, танки», - по-ребячьи обрадовался Лев, когда мы зашли на территорию музейного двора.
А потом мы вошли внутрь.
На огромных черно-белых снимках улыбающийся американский солдат держал оставшуюся после взрыва часть тела вьетнамского солдата - голову и кусок кожи, развевающийся на ветру.
Полусожженная деревня после воздушного налёта - и десятки разбросанных вокруг детских тел. Возраста Льва. Возраста Платоши. Возраста Алёны. (Многих оставшихся в живых Алёниных ровесниц солдаты насиловали, прежде чем расстрелять - прочитала я позже).
Вспоротые животы беременных вьетнамок.
Оборванные крестьянки с тупым звериным ужасом в глазах по шею в воде несут своих четверых детей в попытке убежать, когда бежать некуда.
Младенцы с двумя головами и скрюченными культями вместо рук и ног, рождённые вьетнамками через 5 лет после химической атаки agent orange.
Шесть залов с хрониками из ада. И лаконичные описания: в древне было убито 163 человека. Из них - 86 детей. 17 женщин были беременны. Предполагаемых солдат армии Вьетконга в деревне не обнаружили.
Когда мы вышли из музея, Лев не пошёл лазать по танкам, как собирался. Он даже не смотрел на танки. Из гигантской интересной стрелялки танк стал для него тем, чем является на самом деле: инструментом массового превращения живых людей в растерзанные груды мертвых тел.
И знаете, что?
Мне кажется, что именно так должен выглядеть любой музей войны. И любой военный парад: колонны людей, несущие эти фотографии.
Ни славы, ни доблести, ни чести - только ужас, зверства и смерть живым.
И ещё мне кажется, что наш мир бы стал гораздо лучше, если бы слово «война» вызывало бы такой же стыд и дискомфорт, какой у подавляющего большинство россиян вызывают слова «мастурбация» и «вагина».
